Народное чистилище. В баню, в те далёкие шестидесятые, не «зарастала народная тропа». Уже с пятницы начинались очереди. Субботы были рабочие, а потому народу и вечером было невпроворот. Баня работала до двенадцати ночи. И в воскресение работала.
В баню, а точнее сказать, в буфет мужского отделения, кроме того, подтягивались мужички попить пивка, как в пивбаре, или купить бидончик на вынос. Пиво в бочках. Вкуса я его ещё не знал. Не давали попробовать.
До определённого возраста меня, как и всех детей, не зависимо от того мальчик ты или девочка, чаще всего водили в женское отделение. Мне везло, благодаря тому, что бабушка не работала и частенько в баню ходила днём, до наплыва народа, а я был избавлен от бесцельного сидения в очереди среди «кудахтающего» женского общества. Но так было не всегда, хотя с дедом в баню меня старались не отправлять. Всё боялись, что он, мягко говоря, не справится.
Но вот наступал некий возрастной предел, и пацаны уже ходили в мужское отделение. Так было и со мной. Сам момент мне запомнился.
Было мне тогда чуть больше четырёх лет. Лето на дворе. Отмечу, что мальчишка я был крупненький, не по возрасту.
Пошли в баню с бабушкой, но, не смотря на будний день, в бане была очередь. В зале ожидания были ещё свободные скамейки. Бабушка велела сесть на свободное место. Я покорно сидел на скамейке. Бабушка заняла очередь в раздевалку и ушла в билетную кассу. Касса была у входа в баню.
Периодически из-за двери моечного отделения выходили женщины. Распаренные, красные, с полотенцем на голове. Некоторые были с малыми ребятами, похожими на мочёные красные яблоки. И тоже блестели от чистоты.
Они шли к раздевалке, и, сдав бирку с номером, получали верхнюю одежду, этим самым давая возможность следующему ожидающему «грязнуле» войти в чистилище. По возможности садились на скамейки отдышаться. Кто-то покупал газированную воду, булочки. Пиво в женском отделении не продавали.
Я скучал. Бабушка не появлялась, хотя очередь в кассу шла быстро. Не иначе как, с кем-то зацепилась языком.
Уличная дверь в баню открылась. Вошла крупная высокая женщина. Не толстая, а именно большая. Она сразу сняла платок, и по плечам рассыпались чёрные роскошные волосы. Наверно, её считали красавицей. Она оценивающе окинула взглядом помещение. Казалось, она осталась не очень довольной тем, что народу много для буднего дня. Но лицо её оставалось добродушным.
Я стал разглядывать её. Она оказалась достаточно общительной и быстро завела с кем-то разговор. Женщина о чём то говорила и активно жестикулировала, но в общем гуле, слов её я не слышал.
В один момент она перехватила мой любопытный взгляд. Улыбнулась, подмигнула мне и продолжила общение с какой-то женщиной. Я уже устал сидеть и потерял к ней интерес.
Стал читать по буквам уже на сто раз прочитанные таблички на стенах. Их было всего две: «НЕ СОРИТЬ» и «НЕ КУРИТЬ», да ещё над витриной было написано «БУФЕТ».
Наконец-то вошла моя бабушка. Вскоре и очередь пошла веселее. И вот я уже голым ввалил в моечное отделение бани. Бабушка нашла место на каменной скамейке, обкатила её крутым кипятком. Обмыла тазики и тоже обдала их из-под крана. Набрала в них воду и пошла в парилку. Я остался. Брызгался в тазике и бегал под душ. Когда бабушка второй раз пошла в парилку, пригласила и меня. Я неохотно согласился.
В парилке тётки хлестались вениками не хуже мужиков. Я стоял в самом низу и смотрел вверх, где кто-то усиленно лупил себя веником, блаженно охал, ахал, крякал….
Глаза привыкли к полумраку, и на пологе я рассмотрел ту крупную женщину, которая своими роскошными волосами привлекла моё внимание. Это она лупила себя веником почём зря.
Улизнув потихоньку из парилки, вернулся на своё место. Вскоре оттуда вышла и женщина-гигант. Бросился в глаза контраст красного, как советский флаг, тела и черных, как гудрон, волос, раскиданных по плечам. Её место оказалось немного впереди от нас, через ряд скамеек.
Бабушка вымыла меня. Я опять плескался в воде. Уже изрядно надоело эта баня, и я занялся созерцанием.
Вдруг над скамейками возвысилась женщина-гигант. Она намылила мочалку и стала тереть себя. Начала с плеч и спины и спускалась всё ниже. Миновав живот начала яростно шкурить себя ниже живота. На лице её — райское блаженство!
Мыло у ней было какое-то особенное, явно не «Банное», так как пенилось, и уже вскоре женщина походила на огромную кудрявую белую овцу.
Мне всегда было интересно наблюдать за новым куском мыла, как он уменьшается в размере, как углы его скруглялись, буквы медленно исчезали. И потом, ранее огромный кусок мыла, который я удержать не мог в ладошке, выскальзывал у меня из рук, падал на пол и пускался в путешествие под банными скамейками. Через несколько походов в баню он становился совсем маленьким, а пользоваться им становилось не удобно. Бабушка называла этот маленький кусочек мыла смешным для меня словом — обмылок.
Объект моего наблюдения макнула огромную мочалку в таз и начала смывать с себя пену. Делала она это менее энергично. Опять прошла по телу тем же путём — сверху вниз. Опять задержалась на месте ниже живота.
Она, закончив процедуру, бросила мочалку на скамейку и остатки пенной воды из таза выплеснула себе на живот. Переводя дыхание, потянулась, разведя руки в стороны и вверх, а глазами начала обводить взглядом баню. И вдруг она увидела меня. Взгляды встретились.
Я не знаю, какое у меня было выражение лица в момент созерцания моющейся женщины, но она вдруг вся сжалась, на лице нарисовался испуг, инстинктивно прикрыла грудь, скрестив руки, она быстренько присела на скамейку. Теперь я только видел её роскошные мокрые волосы на голове и плечах.
Стало совсем не интересно. Даже в душ уже не хотелось. Подушечки пальцев стали сморщенными. Зазевал. Я устал. Подошла из душа бабушка, собрала мочалку и мыло, и мы ушли в раздевалку.
Хоть и лето на дворе, но день был прохладным и ветреным. А потому сидели в зале ожидания. Надо было чуток обсохнуть. И тут вышла женщина-гигант, осмотрелась и пошла к банщице. О чём-то пошептались. И обе направились в нашу сторону. Подошли к моей бабушке, а меня попросили выйти из бани и подождать на улице. А я и рад, рванул за дверь. О чём у них была речь — я не знал.
Вечером пришёл дед с работы, и вскоре ушёл в баню.
Вечером бабушка, явно втихушку от меня, о чём-то рассказывала деду и беззвучно сотрясалась от смеха. Похохатывал дед.
— Ба, ты чё так тихо говоришь, я же не слышу, — совершенно без задних мыслей крикнул я из соседней комнаты.
— Ой! Не смешите меня, а то с табуретки свалюся, — громко, со смехом сказал дед.
— Тебе, Виталька, не обязательно знать, — смеялась бабушка.
Так и осталось на какое-то время за семью печатями то, о чём шептались «дед да баба».
Так надо понимать, что прошла неделя. Ибо опять стал актуальным вопрос о бане. Как не странно, но днём бабушка ушла одна. Меня оставили на попечение Люськиной бабушки. А я и рад.
В тот день Люську привели к бабушке. Люська — это моя любимая подружка из барака напротив. Она на полгодика старше меня. Ушли с ней в наш огород, ели клубнику с грядки, да жевали сладкие зелёные гороховые стручки, в которых только-только завязались горошины. Болтали о всякой всячине. Хорошая девочка была. Под стать мне. Смелая, озорная и умненькая. Бабушка моя говорила, что личико у ней было ангельское, что никак не увязывалось с её озорным характером.
Кстати сказать, что наши бабушки никогда вместе не ходили в баню. Хотя частенько две-три соседки устраивали совместный поход в баню. И правда: спинку потереть мочалкой друг другу, да за ребятнёй присмотреть, пока в парилку по очереди ходят.
Думаю, наши бабушки не хотели, что бы нагишом с Люськой пересекались. И так всё время допекали наших бабушек, что бы разрешили нам с ночёвкой друг к другу ходить. Бабушки только похихикивали над нами. Но вместе днём, бывало, спали. Набегаемся, накормят нас блинами с молоком, разомлеем в натопленной квартире и задремлем на дедовской кровати, или на диване у Люськиной бабушки. Подложат нам подушку, да накроют тулупом. Просыпался я всегда раньше своей подружки, открою глаза, а рядом на подушке миленькая Люськина мордашка. Бывало летом и на полатях днём спали.
Пришёл дед с работы, скомандовал, что бы я быстро собирался.
В бане, как всегда, полно народу.
Мужская баня отличалась от женской. Буфет по размерам больше. Около буфета стояли пивные бочки: одни полные, другие пустые. Пахло пивом. Пахло вениками, да подмешивался запах табака. Да ещё тошнотворный аромат одеколона. Дед говорил, что назывался это одеколон Тройным. Я пытался различить в нем три запаха. Но мне не удавалось – вонючка, да и только!
За прилавком буфетчицы периодически стрекотало какое-то устройство. От буфета отходили мужики, неся в одной руке по две, а порой и по три огромных кружки пенящегося пива.
А ещё парикмахерская. Дверь в неё всегда открыта, и оттуда периодически расползался концентрированный запах одеколона, и было видно, как происходил процесс стрижки. Стригли тогда ручными машинками. Я понимал, как можно стричь ножницами, но этот агрегат с кривыми рукоятками мне был не понятен. Мне доводилось близко видеть зерноуборочный комбайн. Режущая часть у машинки для стрижки походила на жатку комбайна. Не хватало только колеса — мотовила.
Зашли в баню. Дед занял очередь. Какой-то мужчина подсуетился, сдвинулся на скамейке, тем самым выкроил мне место для сидения. Дед велел сесть после того, как мужчина предложил мне:
— Садись, мужик! В ногах правды нет!
Я сел. Но никак не мог понять, про какую правду он говорил. Я знал только две правды: ту, которая подразумевала саму правду, то есть не враньё, и газету «ПРАВДА» — газету, которую приносили нам в почтовый ящик. Что за третья правда, которой нет в ногах, я не понимал.
Когда я ходил в баню с дядькой Толей, я таких очередей в мужском отделении не видел. Потому, что ходили днём.
Распахнулась занавеска из раздевалки, высунулся голый торс красномордого мужика, в руках три пустых кружки. Он глазами варёного рака осмотрел очередь, на морде его нарисовалась довольная улыбка:
— Васька, б… дь, повезло мне! Возьми на меня пару кружек.
Из очереди за пивом отозвался Васька.
— Ты, сука, пришёл мыться, так мойся. Из-за вас вообще очередь не двигается, — вроде бы и зло, но как-то не конфликтно выговорился Васька.
Но всё же купил Васька тому мужику пива.
Мужики, подпив пива, распускали языки, поматеривались. Что-то рассказывали, ржали. Рядом оживились два мужика, я сперва и не прислушивался. Но в какой-то момент уши мои уловили следующие слова одного из них:
— …а у мужика-то денег и было только на кружку пива. Денег нет, а пивка бы ещё не мешало.
Я заинтересовался. Стал прислушиваться, да и интересно стало, как можно в такой ситуации, без денег, выкрутится.
А мужик продолжал:
— Вот и зашёл в кусты мужик, нассал в кружку-то, муху поймал и в кружку-то и бросил….
Мне стало дико интересно, я уши развесил, слушаю. А тот таинственно продолжает.
— Идёт он, значит, к буфетчице и подаёт ей кружку-то…. Замени, мол, брезговитый я…. Буфетчица заменила ему, а муху-то вытащила, а кружку под прилавком придержала, не стала выливать. И подаёт её только что вышедшему краснорожему мужику эту кружку. Тот с налёту, с жажды-то и заглотил пару глотков.
Наступила интригующая пауза. Я напрягся.
— Проглотил мужик-то, шары на лоб полезли…. Харя-то ещё краснее стала. Он и говорит буфетчице: «А говна у тебя закусить не найдётся?»
Пауза и тут же взрыв смеха. Заржали те, кто и рассказ-то толком не слышали. Я понял, что за ситуация разыгралась и тоже засмеялся. Я потом у деда спросил о правдивости этой истории. Дед посмеялся и сказал, что это анекдот. Потом ему ещё пришлось объяснять значение этого слова.
А очередь почти не движется.
Из парикмахерской вышел мужик. Ругается. Ругает парикмахершу.
— Вот скажите мужики, ну не сука ли она? Машинка тупая, не стрижёт ни х … (понимай — совсем не стрижёт). Всю башку мене исщипала. Ножи отрегулировать не может. Тварь!
Но особо сочувствующих и желающих разобраться с этой щипающейся парикмахершей почему-то не нашлось. А жаль. Ибо уже в следующий раз мне придётся испытать, чего стоит приобрести причёску модели «Бокс».
В бане было круто. В парилке вообще ничего не видно: один пар и крики, да хлёсткие шлепки веников.
Умудрился ошпариться, когда пытался отрегулировать воду, которую набирал себе в таз. Это дед не досмотрел. Я первый раз пытался набирать воду, пока дед был в парилке. Бабушка мне близко не разрешала подходить к кранам.
Насмотрелся на мужицкие достоинства. Почему-то раньше не замечал…. Подрастать начал. А по дороге домой дед отдувался и навёрстывал упущенное в половом воспитании внука.
Недополученные знания получил на практическом занятии. Я рассказал Люське про последний поход в баню с дедом. Мы забрались на полати, которые были устроены вторым ярусом в уличном чулане, примыкавшим к стене барака. Летом эти палати использовали как ночлег. Места было предостаточно – три спальных места для взрослых. Там то с Люськой и провели наш первый урок анатомии. И чётко установили разницу между мальчиком и девочкой.
– А потом у девочек ещё титьки вырастут, – завершила урок анатомии Люська.
На этом интерес к противоположному полу поугас. Но для себя отметил – мальчишкой быть лучше: не надо полностью штаны снимать и присаживаться, когда писаешь.
И опять неделя пролетела. Опять баня. Дед занял очередь ещё и в парикмахерскую для меня.
Вот и моя очередь подошла. Садят в кресло, приделав к нему, что-то типа скамейки, как облучок у конного экипажа. Чтобы повыше сидел.
Расчесали шевелюру. Сперва в ход ножницы пошли. Потом парикмахер начала стричь машинкой. Она раза три — четыре нажала на рукоятку. Машинка не стригла, только щипалась. Тётка-парикмахер разложила на столике передо мной машинку, открутила какой-то винтик с «барашками». Что-то там пошевелила. Вложила туда монетку достоинством в одну копейку и снова собрала машинку.
Началась пытка. Машинка щипалась, выдёргивала волосинки с корнем. Я ёжился, дёргался, вздрагивал. И тут я вспомнил мужика, который ругал нерадивого мастера.
В один момент она так меня щипанула, что я взвыл. Терпению моему пришёл конец. И слёзы из глаз от боли выступили. Я, скромный мальчик, для которого слово «жопа» было в запрете, в моём понятии было матерным, сорвался. Сорвался как глыба с края пропасти….
— Сука, тварь! — заорал я во всю глотку, подражая тому мужику.
Я попытался спрыгнуть с кресла, запутался в накидке, упал. Волоча зацепившуюся за ногу накидку, рванул к выходу.
Несколько мужиков всунулись в дверь и с удивлёнными лицами смотрели на происходящее. Появился и дед.
— Виталька, ты чё орёшь, как ошпаренный? Как ты посмел?
— А чё эта сука мне всю башку исщипала!
Деда затрясло от смеха. Он с трудом держал серьёзный и строгий вид. Но мужики ржали уже всей баней! Из буфета высунулась красная морда буфетчицы.
Пока меня достригли ножницами, в зале ожидания ещё несколько раз взрывались смехом — это пересказывали мужикам, выходящим из моечного отделения о том, какую комедию века они пропустили.
Когда я вышел из парикмахерской, можно сказать, что под аплодисменты, какой-то мужчина сказал деду:
— Сейчас будет моя очередь. Я пропускаю вас, идите вперёд меня.
И с доброй улыбкой, глядя на меня, громко заявил на всю баню:
— Быстро, дорогу освободили настоящему мужику!
И опять баня грохнула взрывом смеха! А когда мылись, некоторые мужики, весело поглядывали на меня.
Домой мы пришли, когда бабушка ещё и не думала нас ожидать. Дед сел на кровать и рассказал про парикмахерскую.
— Анна, какая ему женская баня. Он матерится уже, как мужик, — дед опять залился смехом и катался по кровати.
Тут то до меня дошло: вот почему меня к тёткам в баню не взяла с собой бабушка. Большой я стал. Мужик!
Эта история не раз вспоминалась дедом. Передавалась уже как анекдот.
С тех пор и началась моя мужская банная жизнь. Многое я почерпнул для расширения своего кругозора, сидя с дедом в банных очередях.
В какое-то время в бане стали появляться мужики с картинками на спине и груди, на руках и ногах. Дед сказал тогда, что это тюремщиков выпустили. Сказал, что какая-то амнистия была. А картинки на теле называются наколками. Не зная технологии татуировки, слово «Наколка» клинило мне мозги. Я знал, что у тётки Риты и у мамы есть заколки — они «втыкали» их в головы, чтобы причёски сделать из волос. Но заколка и наколка никак не увязывалось в голове.
Посчастливилось мне увидеть живую татуировку. Я сидел на скамейке в моечном отделении. Зашёл мужик. Он был весь синюшный от наколок. Он прошёл, а я повернулся ему в след, и увидел, что на каждой ляжке под ягодицами были изображения мужиков с совковыми лопатами.
Когда мужик вальяжно, явно красуясь, продефилировал по бане, кое-кто даже привстал со скамеек. Он идёт, а два нарисованных мужика на ляжках, в движении создавали впечатление, что кидают ему в задницу землю или уголь. Кто-то назвал эту наколку «Кочегары».
Пацаны и мужики специально следили за ним, и как только владелец шедевра вставал и шёл по бане, за ним устремлялись толпа, чтобы посмотреть этот «мультфильм». Я не был исключением.
А ещё узнал, что и у писек есть свои зычные названия.
Баня! Сколько приятных воспоминаний!
Здание бани до сих пор целое. Но бани там давным-давно нет.
Вспоминая про баню, рисуется картинка, будто вижу я себя со стороны, сидящим на скамейке в скверике возле бани, в компании с дедом и дядькой Толей. Они попивают пиво из огромных кружек, а у меня одной руке стакан лимонада, а другой цилиндрическая булка с интересным названием — ромовая баба. Рядом тетка Рита с полотенцем на голове в виде чалмы. И бабушка, с раскинутыми по плечам чёрными волосами. Она подсушивает их на солнце, расчёсывая гребешком — это такая изогнутая дугой расчёска с большими длинными зубьями.
«Да здравствует мыло душистое,
И полотенце пушистое,
И зубной порошок,
И густой гребешок!»
Игорь Ляпунов работает в таком месте, которое многие мужчины сочли бы настоящим раем.
14.03.2016 в 13:00, просмотров: 5711
Весь свой трудовой день он проводит среди обнаженных женщин. Разогревает их тела, поджигает их чувства, доводя до незабываемого удовольствия. Он дамский угодник высшего разряда. Но Игорь Гаврилович занимается не тем, о чем вы подумали. Уже много лет он трудится парильщиком в женском отделении одной из питерских бань.
«Не решался снять трусы при дамах»
Те, кто приходит в эту баню впервые, могут и смутиться, увидев в женской душевой пожилого мужчину в плавках. Он деловит и невозмутим — замачивает веники, готовит парную, ополаскивает мраморный стол, на котором делается мыльный массаж. Постоянные посетительницы уже привыкли к парильщику: совершенно голые стоят под душем, греются в сауне и окунаются в купель, не обращая на него внимания. Игорь Ляпунов — банный старожил, парит женщин уже почти 17 лет.
Парильщику 72 года, но в молодости его местом работы была отнюдь не парная — он окончил ЛЭТИ и много лет занимался эксплуатацией огромных вычислительных машин, которые занимали иногда целый зал. Хотя сам всегда был не прочь попариться в баньке.
— Мы часто ходили в баню с приятелем, — рассказал Игорь Гаврилович. — Однажды я попал в нудистский семейный банный клуб, меня туда позвала знакомая. Помню свои первые впечатления — мне было очень неловко, и я не мог решиться снять трусы «при дамах». Но потом осмотрелся и расслабился — люди вели себя естественно, кто-то был обнаженный, кто-то — в простыне, никто никого за причинные места не хватал и не пялился. В итоге я пару лет туда ходил, мы парили друг друга.
Как-то Игорь Ляпунов наткнулся на объявление на дверях бани о том, что местный парщик ищет напарника, и я решил попробовать.
— Сначала он отнесся ко мне скептически, — говорит Игорь Гаврилович. — Говорил, что я по здоровью не выдержу нагрузки, ведь мне тогда уже было больше 55 лет. Одно дело, когда я сам парюсь для своего удовольствия, если стало тяжело, всегда можно выйти из парилки. А другое — если есть очередь из клиенток, тут уж хочешь не хочешь, надо идти работать. Но потом все-таки согласился меня взять.
«А теперь — бочок!»
В первые недели работы в женском отделении Игорю Гавриловичу пришлось нелегко. Не в психологическом плане — баня с нудистами приучила его спокойно относиться к обнаженному женскому телу, — а в физическом.
— Моему организму нужно было адаптироваться к новым нагрузкам, — вспоминает парильщик. — А тут еще попалась клиентка, которая очень сильно парилась. Она сама три раза заходила в парную, сидела там, а потом наняла меня. У меня манера какая? Я довожу человека до такого состояния, когда лишь шепнешь ему на ухо: «Хотите искупаться?», а он радостно кричит: «Хочу!» И вот я парю эту милую особу уже довольно долго, сам начинаю перегреваться, мне уже муторно и нехорошо. А она все молчит. Сейчас бы я спокойно отложил веник и сходил бы искупнуться, чтобы охладиться, а тогда я еще по неопытности не решался «бросить» клиента. Но вот она, к моему облегчению, начала шевелиться. Думаю, слава богу, сейчас скажет, мол, хватит. А девушка поворачивается ко мне и говорит: «А теперь бочок!» Тут я понял, что мне конец — ведь у нее и второй бочок есть! Кстати, эта клиентка потом ко мне еще много раз приходила, в моей записной книжке она фигурирует как «Ира Бочок».
Некоторые парильщики стараются добавить жара по максимуму, чтобы меньше работать — ведь чем жарче в парилке, тем быстрее клиент запросит пощады. Но Игорь Ляпунов после первых экспериментов отказался от такой практики.
— Моя задача — усладить женщину, поэтому я стараюсь по возможности сделать самый приятный режим, в котором могу довести ее до конца в удовольствии. Процесс парки зависит от многих нюансов. Возникает тесный физический контакт с клиенткой, здесь главное — уловить ее ощущения: вот она задышала чаще, зашевелилась, я чувствую, как ей хорошо, и мне от этого тоже хорошо. Изредка бывают люди (чаще мужчины, правда), которых мне не удается прочувствовать. Для меня такие клиенты очень тяжелы — непонятно, нравится ли им то, что я делаю, поэтому к концу сеанса я опустошен.
Крики удовольствия
Многие женщины отказываются от услуг парильщика, потому что боятся, что «не выдержат». Они запуганы битьем вениками с детства и не понимают, как можно добровольно соглашаться на такое истязание.
— Их просто в детстве парили неправильно, мол, чем сильнее стегаешь веником, тем это полезнее, — объясняет Игорь Гаврилович. — Так делают только непрофессиональные парщики. Сначала вы лежите на полке совершенно расслабленно, я вас нежно ласкаю теплыми волнами, как солнышко на пляже. Спустя пару минут тело прогревается, я добавляю немного жара, слегка касаюсь вас, щекочу листьями веника. Я вас поджигаю, подпекаю. И только когда человек полностью разогрет, я могу его стегнуть веником. От этого на коже возникают микроожоги, но в такой момент они воспринимаются как наслаждение. Если же начать стегать сразу, то это просто боль.
Кстати, Игорю Гавриловичу приходилось парить и мужчин, но, по его словам, с женщинами ему интересней.
— Хотя мужчины устроены точно так же, как и женщины, — говорит он. — Они тоже любят ласку и мягкий жар. Но мальчика с детства воспитывают в том ключе, что он должен быть выносливым, терпеть боль, не бояться жара. Поэтому мужчины терпят до последнего во время парки, просят добавить еще огоньку, хотя на самом деле им уже может быть невмоготу.
Еще одна грань банного наслаждения, которое парильщик может доставить своим женщинам, — это охлаждение.
— У меня рядом всегда стоит таз с холодной водой — как мера предосторожности, — говорит он. — Как-то раз, еще в начале своей деятельности, я парил одну девушку. Вижу, что ей очень хорошо. Тогда я взял этот таз и вылил ей на спину. И тут она громко закричала длинным криком. Я испугался — ведь недалеко стоял таз с кипятком, неужели я перепутал?! Но оказалось, что это был крик удовольствия.
Скользящий взгляд и ревнивая жена
Может сложиться ощущение, что Игорь Гаврилович «крутит романы» с клиентками прямо на рабочем месте. Но это не так. Во-первых, профессиональный парильщик никогда не позволит себе приставаний к клиенткам — это навсегда испортит его репутацию.
— Я, встретив на улице, могу не узнать своих постоянных посетительниц, — говорит он. — Они же приходят ко мне париться без одежды, они беззащитны, а я выработал в себе профессиональный «скользящий» взгляд: никогда их не рассматриваю, не пялюсь на них.
А во-вторых, у Игоря Гавриловича есть жена — она, по его словам, женщина ревнивая и не позволила бы мужу никаких вольностей с посетительницами парной.
— Моя жена — врач, человек широких взглядов, — рассказывает банщик. — Мы с ней уже 12 лет вместе, у нас очень хорошие отношения, мы почти как молодожены. Меня познакомила с ней одна из моих постоянных клиенток — она была ее подругой. Жена говорит так: «Я просто не хочу смотреть, как ты это делаешь!»
Игорь Гаврилович — мужчина видный, хоть уже и не молодой. Некоторые женщины и сами не прочь с ним пококетничать.
— Как-то в парной одна дама меня спрашивает: «Неужели вас никто не пытался соблазнить?», — вспоминает парильщик. — Я говорю: «Ну что вы, как меня можно соблазнить?» — «А вот так», — сказала она и легким движением провела рукой по моему плечу. У меня внутри все оборвалось. Но потом она сказала, что просто пошутила.
За 16 лет ежедневного тесного общения с распаренными женщинами Игорь Гаврилович стал настоящим знатоком женских душ. И тел — ведь каждую смену перед ним проходят десятки обнаженных женщин — молодых и старых, полных и худых, красивых и не очень. Впрочем, пожилой банщик убежден, что некрасивых женщин не бывает.
— Я с каждым годом убеждаюсь, что женщинам природа дала значительно больше, чем нам, мужчинам, — говорит он. — Мне часто клиентки говорят, мол, вы на нас уже насмотрелись, вам это уже неинтересно. Конечно, каждая дама в жизни стремится хорошо выглядеть, накраситься, красиво одеться. Но ко мне они приходят «без прикрас». Когда у нас с клиенткой устанавливается контакт и она расслабляется, то я вижу, что делает ее прекрасной. Неважно, сколько ей лет, какой у нее размер груди или носа — от нее исходит аура женственности. Когда попадаешь под этот поток женственности во время парки, то возникает чувство, словно ты в шторм оседлал гребень волны, она несет тебя на берег, и ты испытываешь упоительное ощущение слияния со стихией. За эти эмоции я люблю свою работу.
– считает банный специалист Сергей Башкирцев,
или Как ударить женщину, чтобы доставить ей удовольствие
Мастера женского пола, работающие в мужских общих отделениях, – дело привычное. А вот мужчины в женской помывочной – явление редкое. Дамы по своей природе народ стеснительный, телесные прелести перед сильной половиной демонстрировать не хотят. Да и сами мужчины неловкость ощущают. Хотя исключения все же есть. Например, Сергей Башкирцев, заядлый любитель бань, не стушевался и проработал дамским банщиком некоторое время.
– Любовь к бане мне привила мама. Если помните, то в советское время мальчикам до 11 лет можно было запросто ходить в женское отделение, – рассказывает Сергей Григорьевич. – Поначалу мне было неловко, но со временем я привык, да и дамы не обращали на меня никакого внимания. Я еще тогда решил, что когда вырасту, то обязательно буду работать в банях. Так и вышло. Первое время работал в мужском отделении. Затем женился на коллеге, которая работала в женском. Иногда приходилось ее подменять, правда, только вечером, в последние часы помывки. Как-то в шутку предложил посетительницам похлестать их веником, они согласились.
Искусству париться меня учили с детства. Какой веник правильный, как его запаривать, но самое главное: как «хлестать», чтобы человек удовольствие получил, а не травму. Женщинам, размягченные тела которых я пропарил тогда в парной, понравилось, и они стали рекламировать меня, как массажиста, подругам. Так и пошло. С женщинами вообще работать приятно, для них собственное тело – произведение. А веником и паром можно не только здоровье поправить, но и кожу отшлифовать, и талию тоньше сделать. Сейчас, говорят, парных массажистов для барышень достаточно, а в советское время такая услуга была в диковинку.
Сергей Григорьевич утверждает, что в женском отделении должны работать мужчины. Во-первых, это стимулирует дам поддерживать фигуру. Понятно почему. Во-вторых, весело, можно и пофлиртовать. В-третьих, в определенных обстоятельствах помочь может только мужчина.
– Дамочки в баню всегда собираются основательно: мази, настойки (чтобы поддавать на камни), бальзамы, съестные припасы, чай; некоторые барышни предпочитают напитки погорячее: пиво, вино, – продолжает банную тему Сергей Григорьевич. – А поскольку заведение общественное, в нем обязательно присутствует некий соревновательный дух: у кого полотенца белее, бельишко моднее. Вот пришли на помывку две изысканные барышни (а дело было накануне Нового года). Все у них было по высшему разряду, даже вино принесли с собой дорогое. Когда распарились, решили передохнуть и выпить. Вдруг обнаруживается, что забыли штопор. Меня звать не хотели, решили сами управиться. Я-то обычно старался женщин не тревожить, разве только по необходимости. Но в этот раз так интересно стало, как они эту бутылку открывать будут, что не удержался и, честно говоря, подсмотрел. Позы были такие, что хоть на видео снимай. Жаль, что в те времена видео было несказанной роскошью. Сначала женщины пустили в ход маникюрные принадлежности, а затем и выступающие металлические предметы: краны, крючки. В результате пробку раскрошили, не протолкнув ни вперед, ни назад. Бросили они это дело, оставили бутылку на лавке в предбаннике и ушли в парилку. Конечно, я бутылку-то им открыл и удалился. Когда дамы вернулись, то обнаружилось еще одно обстоятельство – фужеры тоже забыли дома. Пришлось мне и бокалы им доставать, а то прихлебывали бы они виноградный дар из двух половинок мыльницы.
Впрочем, случаются и вовсе неприятные вещи. Бывают и травмы, и приступы сердечные. Однажды нашему банному специалисту приходилось даже откачивать любительницу березового удовольствия, прямо в парной. К счастью, подобных случаев немного.
Если доверять рассказам Сергея Григорьевича, то женщины часто предпочитают справлять Новый год в бане. Речь идет, конечно, не об общих отделениях, а о саунах.
– Банный новогодний праздник экономит средства на новогоднем наряде, причёске и косметике, – говорит Сергей Григорьевич. – Здесь все равны: у всех одинаковые одежды – простыни, полнейшее отсутствие косметики и прочей лишней мишуры. Ни у кого нет преимуществ. Причем все имеют возможность встретить Новый год, смыв с себя всё старое и ненужное. А для лучшего самочувствия к этому делу подключают хорошего массажиста-мужчину. Я несколько раз принимал участие в таком празднике. Интерьер бани украшал берёзовыми или еловыми вениками, прикреплял к «лапам» пару блестящих шариков, на стол обязательно клал мандарины. В помывочной запаривал хвою, в общем, обеспечивал новогодний дух. Затем каждый час похлестывал барышень, а перед уходом они просили сделать массаж. Надо сказать, что женщины, особенно в новогоднюю ночь, стараются придать помывочной процедуре толику национального колорита. Когда смотришь на их разгоряченные лица без макияжа, то понимаешь, что это и есть настоящая женщина, а не манекен с «запасными» частями, вроде накладных волос или ресниц. Да и невесту лучше в бане выбирать. А то бывает и так: познакомишься с дамой, лицом хороша, брови дугой, губки яркие красные. А как умоется, так прямо страх.
По народному поверью, в любой бане живет черт. Название ему банник. Но если это баня, в которой моются барышни, то в ней и хозяйка – женщина. Банника заранее задабривали: когда баню заканчивали строить, то под порог закапывали черную курицу или черного петуха. При этом курицу полагалось не резать, а задушить и не ощипывать. В самой бане банник занимал место за каменкой, а когда сердился, перебирался под полок. Есть даже список нарушений, из-за которых банник может осерчать. Нельзя громко говорить, шуметь, стучать. Самый строгий запрет распространялся на брань. Да и произнесенное в бане проклятье обязательно сбывалось.
– Мне еще бабушка рассказывала, что в ночь после постройки банный дух становится полновластным хозяином и «исполняет желания», – делится знаниями о потусторонних силах Сергей Григорьевич. – Даже случай был такой. Сидим мы как-то в бане с мужиками, попарились на славу, решили и пивка попить. Мой приятель захмелел и говорит: «Жена у меня прямо злыдень какой-то, что ни сделаешь – всем недовольна. Хоть бы пропала куда на неделю». Через некоторое время действительно он остался один – его супруга попала в больницу с воспалением легких. Я и сам сталкивался с банником. Вечером я дежурил. Вдруг слышу, в парной что-то шуршит. Вроде как веник по шайке шкрябает. В парную заглядываю – на верхней полке таз стоит, а в нем вода колышется. Будто кто-то моется.
Банные старожилы утверждают, что в старину перед помывкой нужно было обязательно соблюсти ритуал. Следовало спросить разрешение на помывку, а при выходе поблагодарить. Уходить при этом требовалось задом, по ходу движения, отвешивая поклоны и приговаривая: «Мойся, хозяин». Банник не прочь был отдохнуть от своих неправедных трудов и попариться на «четвертый пар». Так называется заход после того, как в бане попарилось три смены людей. Поэтому последний моющийся оставлял ему метлу, кусок мыла, теплой воды в лохани и веник. Сегодня многие перестали верить в банного духа. И все же необычные вещи в банях происходят до сих пор. Бывают случаи, когда люди угорают или запариваются.
Еще Сергей Григорьевич говорит, что в женских отделениях «живет» банниха или банная бабушка. Это голая морщинистая старуха, которая показывается только тем работникам, кому доверяет. В отличие от банника, она может сердиться без всякого повода. Бывает, что шайки с лавок «летают» сами по себе. Что поделать, таков уж тяжелый женский характер!
Сегодня наш «парной дока» на заслуженном отдыхе. Ему уже за шестьдесят. Банную жизнь вспоминает с удовольствием, но только с друзьями. Нынешняя супруга Сергея Григорьевича про банную практику мужа подробностей не знает, да и ни к чему.
– Что греха таить, иногда совмещал, как говорится, полезное с приятным, – смеется Сергей Григорьевич, – потому и первой жене многое не рассказывал.
Чтобы не разбивать семейное счастье нашего героя, несколько эпизодов в нашем материале мы опустили и изменили его фамилию.
Дефицитная новогодняя парилка
В советские времена муниципальных бань было почти пятьдесят. Сегодня – всего четырнадцать. Зато частные растут, как грибы: в подвалах, детских клубах, в обычных школах, на предприятиях. Цены «кусаются». Час «телесной чистоты» в коммерческой сауне порой зашкаливает за тысячу. Общих отделений у частников практически нет. А если у кого и есть, то стоимость посадочного места на лавке в парной тоже не маленькая – восемьдесят рублей за час. Что касается новогодних помывок, то здесь, как и везде, – цены растут, как на дрожжах. У муниципалов цены ниже – сорок рублей. Остается только попасть в канун праздника в муниципальные бани, а это непросто. Нынче Новый год выпал на четверг – значит, женщинам, полюбившим «Федоровские бани», не повезло. Четверг – день мужской. Что касается бани на Каменской, то в ней ежедневно моются как мужские, так и женские тела. Зато 31 декабря эта баня работает всего до трех часов дня. Другие помывочные муниципалки и вовсе стараются не работать в новогодний праздник: «мало ли что». Так что повторить новогодние подвиги Лукашина и компании в государственных банях удастся немногим. И все же счастливчики есть! Как ни странно, большинство из них – женщины. А кто как не мужчины лучше знают женское тело и женские прихоти.